Для артистов работа с Маргуляном была второй школой вокального и сценического мастерства, где буквально отшлифовывались вокальные партии и незыблемым требованием было умение ловко перевоплощаться в конкретный образ, «жить в мире чувств». Артисты, современники дирижёра, упоминали о том, что они всегда шли на эти представления, как на праздник, как на нечто особенное.
Из воспоминаний народного артиста России Яна Христофоровича Вутираса:
«Каждый день с девяти часов утра Маргулян находился в театре, всегда под¬тянутый, свежевыбритый, аккуратный, обходил сцену, фойе и все прилегающие к ним помещения. Его интересовала не только музыкальная чистоплотность спектаклей, его интересовало буквально всё, каждая мелочь. Что «театр начинается с вешалки» было для Арнольда Эвадиевича непреложным фактом. Осуществляя общехудожественное руководство театром, он своим примером заставлял и других дирижёров быть на высоте. Такие «дежурные блюда», как «Травиата», под его управлением превращались в подлинно праздничные спектакли. Маргулян всегда кропотливо работал, ему не хватало репетиций - корректурных, общих, так как он всегда искал, находил и вновь искал.{...} Дисциплина в театре была предельно высокой, все спевки, репетиции начинались точно в назначенное время. Участники приходили за пять минут, а вслед за ними появлялся и дирижёр: и ровно минута в минуту следовал взмах его руки.{...}
Назначая певцов на партии в новых постановках, Маргулян всегда исходил из их голосовых возможностей, никогда не заставлял обладателей лирических голосов исполнять партии, написанные композиторами для более драматических голосов. Так, например, во время постановки «Отелло» он вызвал меня и предложил спеть арию Яго. Естественно, мне, тогда еще совсем молодому певцу, было лестно такое предложение. Но подсознательно я чувствовал, что эта яркая и сложная драматическая партия мне ещё не по силам. Пришлось сказать, что если он считает нужным, то я постараюсь выучить эту партию, ибо знал, что с Арнольдом Эвадиевичем можно спеть всё, не опасаясь, что оркестр тебя покроет.
Маргулян замолчал. Пауза была довольно долгой. Он сосредоточенно думал и наконец произнес:
Нет, я не имею права и не буду портить твой голос. Иди! {...}
Арнольд Эвадиевич отлично разбирался в голосоведении и звукообразовании. Он не допускал неровного пения, ревностно следил за певцами, напоминая всегда об округлости звука, о том, что нужно петь естественно, просто, не форсируя. Говорил, что «голос - это капитал, который нужно расходовать осторожно, экономно, что нужно петь не им, капиталом, а его процентами.» За пультом напоминал певцу об округлости звука едва уловимым движением губ или кистью руки, согнув пальцы так, как будто держит в руке мячик.{... }
Маргулян вёл нас за собой, удивительно чувствуя наше состояние, интуитивно догадываясь о сегодняшних наших возможностях, и точно вёл оркестр одним дыханием с нами, непрерывной волной до завершения фразы. Он был полновластным хозяином спектакля!»
Комментариев нет:
Отправить комментарий